ГРАМОТЫ И ДОГОВОРА В ГОСУДАРСТВОВАНИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ
ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА (№№ 27 - 34)
  
печати великого князя Дмитрия Ивановича
МОСКОВСКО-ТВЕРСКОЙ ДОГОВОР 1375 г.
(текст дан в современной орфографии)
Грамота в.кн. Дмитрия Ивановича в.кн. Михаилу Александровичу.
По благословению отца нашего Алексея, митрополита всея Руси, младший брат, князь великий Михаил Александрович, целуй мне крест, старшему брату, великому князю Дмитрию Ивановичу, и моему брату, князю Владимиру Андреевичу, и нашей вотчине Великому Новгороду, за своих детей и своих племянников. Я буду тебе старшим братом, а князь Владимир, мой брат, будет тебе братом. И ты должен хотеть нам добра во всем и везде, без хитрости. А если узнаешь от христианина или от поганого добрую или дурную весть о нас, то все сообщай: нам по правде, по своей клятве, без хитрости...
А будут нас сводить с княжения татары и станут предлагать тебе нашу вотчину, великое княжение, и тебе его не брать до самой смерти. А станут нам предлагать твою вотчину - Тверь, и нам ее не брать до самой смерти...
А ишть нам, брат, по этому договору. А если у нас с татарами будет мир, то и у всех мир. А если нужно будет платить выход, всем платить, а не будем платить - никому не платить. А пойдут татары на нас или на тебя, биться нам и тебе в союзе против них. И если мы пойдем на них, и тебе с нами в союзе идти на них.
А Ольгерду и его братьям, и его детям, и его племянникам целование тебе сложить. А пойдут литовцы на нас или на великого князя смоленского или на кого из наших братьев князей, нам их защищать и тебе со всеми нами в союзе. А пойдут на тебя, и нам также тебе помогать и обороняться всем в союзе...
А если случится между нами, князьями, какое дело, тогда съедутся наши бояре на границе, и будут между нами переговоры. А не договорятся, пускай обращаются к посреднику, к великому князю Олегу. И кого он признает виноватым, виноватый пускай правому поклонится, я взятое вернет...
МОСКОВСКО-РЯЗАНСКИЙ ДОГОВОР 1382 г.
(отрывок, текст дан в современной орфографии)
Грамота в.кн. Олега Ивановича в.кн. Дмитрию Ивановичу.
По благословению отца нашего Киприана, митрополита всея Руси, старший брат, великий князь Дмитрий Иванович, и брат твой, князь Владимир Андреевич, целуйте мне крест, своему младшему брату, великому князю Олегу Ивановичу.
Я буду твоим младшим братом. А твой брат, князь Владимир, будет мне братом. И мне во всем желать вам добра, в Орде и на Руси, от чистого сердца. А если вы узнаете от христианина или от поганого добрую или дурную весть обо мне, то сообщайте мне по правде, без домыслов.
А мою вотчину вам беречь, не трогать. И мне ваших вотчин беречь, не трогать, - Москву, Коломну, все московские волости, что относятся к Москве и к Коломне, по реке Оке, и все ваше великое княжение мне беречь и не трогать.
А между нами раздел земель по реке Оке, от Коломны вверх по Оке, по московской стороне - починок Новый городок, Лужа, Верея, Боровск и иные рязанские места, которые на той стороне, это - к Москве, а вниз по Оке, - до реки Цны, от устья Цны вверх по Цне, что на московской стороне Цны, то - к Москве, а что на рязанской стороне - то к Рязани.
А владимирское порубежье - по тому, как было при вашем деде, при великом князе Иване Даниловиче, и при вашем дяде, при великом князе Семене, и при твоем отце, при великом князе Иване.
А что на рязанской стороне за Окою, что до сих пор относилось к Москве - починок Лопастна, Мстиславский уезд, Жаденое городище, Жадемль, Дубок, Броднич с окрестностями, что отошли к торусскому князю Федору Святославичу, те места - к Рязани.
А владение великого князя Дмитрия Ивановича на рязанской стороне - Тула, как было при царице Тайдуле, когда ее баскаки распоряжались здесь, в то великому князю Олегу не вмешиваться и великому князю Дмитрию...
А татарские места, что великий князь Дмитрий Иванович отобрал у татар до этого нашего договора, те места принадлежат великому князю Дмитрию. А татарские места, что великий князь Олег отнял у татар, то принадлежит великому князю Олегу.
А договор с Литвой великому князю Олегу расторгнуть. И если будет великий князь Дмитрий Иванович и его брат, князь Владимир, в мире с Литвою, то и великий князь Олег будет с Литвою в мире. И если великий князь Дмитрий и князь Владимир будет с Литвою в раздоре, великому князю Олегу быть с великим князем Дмитрием и с князем Владимиром в союзе против Литвы.
А если великому князю Дмитрию и его брату князю Владимиру с татарами будет мир или нужно будет платить дань, то и великому князю Олегу будет с татарами мир или платить дань вместе с великим князем Дмитрием. А будет размирье с татарами великому князю Дмитрию и брату ого князю Владимиру, великому князю Олегу быть в союзе с великим князем Дмитрием и его братом против татар, и биться с ними.
А кто из русских князей друг великому князю Дмитрию и князю Владимиру, тот и великому князю Олегу друг. А кто недруг великому князю Дмитрию и князю Владимиру, тот и великому князю Олегу недруг, и вместе идти против него.
А когда великий князь Дмитрий и брат его, князь Владимир, бились на Дону с татарами, в ту пору награбленное добро и люди, уведенные в плен великим князем Дмитрием и его братом князем Владимиром, о том между нами общий суд, все то следует вернуть по общему решению...
А боярам и слугам между нами вольным воля...
// Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. / отв. Ред. С.В. Бахрушин. - Москва : Ленинград : Издательство Академии наук СССР, 1950. - С. 25-30.
Наверх
ЯРЛЫК ТЮЛЯКА, ВЫДАННЫЙ МИТРОПОЛИТУ МИХАИЛУ (1379)
 
// Памятники русского права.
Вып. 3: Памятники права периода образования Русского централизованного государства XIV–XV вв.
/ под ред. Л.В. Черепнина. - Москва : Государственное издательство юридической литературы, 1955. - С. 465-466.
Наверх
ЛЕТОПИСИ О КУЛИКОВСКОЙ БИТВЕ 1380 ГОДА
НОВГОРОДСКАЯ ПЕРВАЯ ЛЕТОПИСЬ
 Комиссионный список Новгородской I летописи младшего извода. Листы 225-227 // База данных по древнерусским летописям. -
URL : https://chronicles.spbiiran.ru/scans/1/226/. Дата посещения 19.05.2025.
Место хранения экземпляра: Научно-исторический архив СПбИИ РАН.
Читать
 
Новгородская первая летопись младшего изводов. Комиссионный список
// ПСРЛ. Т. 3. - Москва : Языки русской культуры, 2000. - С. 376-377. - факс.
ПСРЛ. НОВГОРОДСКАЯ ЧЕТВЕРТАЯ ЛЕТОПИСЬ
ПСРЛ. СИМЕОНОВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ
// Полное собрание русских летописей. Т. 18: Симеоновская летопись
/ [под ред. А.Е. Преснякова]. - Санкт-Петербург :
Издание Императорской археографической комиссии, 1913. - С. 129-131.
ПСРЛ. СОФИЙСКАЯ ПЕРВАЯ ЛЕТОПИСЬ
// Полное собрание русских летописей. Т.39:
Софийская первая летопись по списку И.Н. Царского
/ отв. ред. В.И. Буганов, Б.А. Рыбаков. - Москва : Наука, 1994. - С. 118-123.
Наверх
ЕПИФАНИЙ ПРЕМУДРЫЙ "О ПОБЕДЕ НАД МАМАЕМ"
(1418 г.)
 
 
 
Житие преподобного Сергия Радонежского
("Житие преподобнаго и богоноснаго отца нашего игумена Сергия чюдотворца,
списано бысть от премудрейшаго Епифания"). 90-е гг. XVI в., 383 л.
// Собрание рукописей и старопечатных книг. -
URL: https://lib-fond.ru/lib-rgb/304-iii/f-304iii-21/. (Дата посещения 25.05.2025) Читать
 
Епифаний Премудрый. Житие Сергия Радонежского
// Хрестоматия по древнерусской литературе / сост. Н.К. Гудзий. - 8-е изд. - Москва : Просвещение, 1973. - С. 202-203.
Наверх
ЗАДОНЩИНА
СЛОВО СОФОНИЯ РЯЗАНЦА
О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ
И БРАТЕ ЕГО ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ
(текст дан в современной орфографии)
Сойдемся, братья и друзья, сыновья русские, составим слово к слову и возвеличим землю Русскую, бросим печаль на восточную страну, в Симов жребий, провозгласим над поганым Мамаем победу, а великому князю Дмитрию Ивановичу воздадим похвалу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, и скажем так: «Лучше ведь нам, братья, начать поведать иными словами о похвальных о нынешних повестях, о походе князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, правнука святого великого князя Владимира киевского,- начать поведать по делам и по былям».
Но устремимся мыслию над землями и вспомним первых лет времена и похвалим вещего Бояна, искусного гусляра в Қиеве. Тот Боян возлагал искусные свои персты на живые струны и пел князьям русским славы: первую - великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую - великому князю Владимиру Святославичу, третью - великому князю Ярославу Владимировичу.
И я восхвалю песнями и под гусли буйными словами и этого великого князя Дмитрия Ивановича, и брата его, князя Владимира Андреевича, правнука тех князей: было ведь мужество их и желание за землю Русскую и за веру христианскую.
А от Қалкской битвы до Мамаева побоища 160 лет.
Этот князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, испытав ум свой крепостью, поострили сердца свои мужеством и наполнились ратного духа и устроили у себя храбрые полки в Русской земле и вспомнили прадеда своего, князя Владимира киевского.
О жаворонок, летняя птица, красных дней утеха, возлети под синие небеса, посмотри на сильный город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его Владимиру Андреевичу: буря ли занесет соколов из земли Залесской в поле Половецкое.
На Москве кони ржут, звенит слава русская по всей земле Русской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпухове, стоят стяги у Дона великого на берегу. Звонят колокола вечевые в великом Новгороде, стоят мужи новгородцы у святой Софии, приговаривая: «Уж нам, братья, на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу не поспеть».
Тогда как орлы слетелись со всей северной страны. Это не орлы слетелись, съехались все князья русские к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, говоря им так: «Господин князь великий, уже поганые татары на поля наши наступают, а вотчину нашу у нас отнимают, стоят между Доном и Днепром, на реке на Мече. И мы, господин, пойдем за быструю реку Дон, соберем диво для земель, повесть для старых, память для молодых, а храбрых своих испытаем, а в реку Дон кровь прольем за землю Русскую, за веру христианскую».
И сказал им князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира киевского. Не в обиде мы были по рождению ни соколу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому Мамаю».
О соловей, летняя птица, что бы тебе, соловей, воспеть земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея, да брата его Дмитрия Ольгердовичей, да Дмитрия волынского. Они ведь сыновья храбрые, кречеты в ратное время, известные полководцы, под трубами и под шлемами взлелеянные, концом копья вскормленные в Литовской земле.
И сказал Андрей Ольгердович брату своему Дмитрию: «Сами мы - два брата, сыновья Ольгердовы, внуки Гедиминовы, правнуки Скольдимеровы. Соберем братию милую, панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на борзых своих коней, посмотрим на быстрый Дон, попьем, брат, шлемом своим воды из быстрого Дона, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, копья немецкие о байданы басурманские».
И сказал ему Дмитрий: «Не пощадим жизни своей за землю Русскую, за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича. Уже ведь, брат, стук стучит, гром гремит в каменном городе Москве. Это тебе, брат, не стук стучит, не гром гремит, стучит сильная рать великого князя, гремят удальцы русские золочеными доспехами, красными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои готовы, раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле, посмотрим свои полки».
Уже ведь поднялись сильные ветры с моря на устья Дона и Днепра, пригнали большие тучи на Русскую землю; из них выступают кровавые зори, а в них трепещут синие молнии, Быть стуку и грому великому на речке Непрядве меж Доном и Днепром, пасть трупу человечью на поле Куликовом, пролиться крови на речке Непрядве.
Уже ведь заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хиновя в Русскую землю. И прибежали серые волки от устьев Дона и Днепра; став, воют на реке на Мече, хотят наступать на Русскую землю.
Тогда гуси загоготали на речке на Мече, лебеди крыльями заплескали, Это ни гуси загоготали, ни лебеди крыльями заплескали, но поганый Мамай на Русскую землю пришел и воинов своих привел.
А уже беды их погнали: птицы крылатые под облаками летают, вороны часто грают, а галки своею речью говорят, орлы клегчут, а волки грозно воют, а лисицы на кости лают. Русская земля, это с тобой так, словно ты за Соломоном царем побывала.
А уже соколы и кречеты, белозерские ястребы рвались с золотых колодок из каменного города Москвы; взлетели они под синие небеса, загремели золочеными колоколами на быстром Дону, хотят ударить на многие стада гусиные и лебединые, а богатыри русские,
удальцы хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая. Тогда князь великий вступил в золотое стремя, взяв свой меч в правую руку свою. Солнце ему ясно на востоке сияет, путь ему показывает, a Борис и Глеб молитву воздают за сродников.
Что шумит, что гремит рано пред зарями? Қнязь Владимир Андреевич полки устанавливает и перебирает и ведет к Дону великому. И говорил он брату своему: «Қнязь Дмитрий, не ослабляй, князь великий, татарам. Уже ведь поганые на поля вступают, отнимают отчину нашу».
Сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, сами мы два брата, воеводы у нас поставлены, дружина нам известна, имеем под собой борзых коней, а на себе золоченые доспехи, шлемы черкасские, щиты московские, сулицы немецкие, копья фряжские, мечи булатные; дороги нам известны, перевозы им приготовлены. Но еще сильно хотят они головы свои положить за веру христианскую. Развеваются хоругви, ищут себе чести и славного имени».
Уже те соколы и кречеты, белозерские ястребы скоро за Дон перелетели и ударились о многие стада гусиные и лебединые. Это перевезлись и наехали сыновья русские на сильную рать татарскую, ударились копьями гибельными о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Черна земля под копытами, костями татарскими поля насеяны, а кровью полито. Сильные полки сходилися вместе, протоптали холмы и луга, возмутили реки и озера. Кликнуло диво в Русской земле велит послушать разным землям, ударила слава к Железным воротам, к Риму и к Қафе по морю, и к Тырнову, и оттуда к Царьграду на похвалу: Русь великая одолела Мамая на поле Куликовом.
Тогда сильные тучи сходились вместе, а из них часто сияли молнии, громы гремели великие. Это сходились русские сыновья с погаными татарами за свою обиду, а у них сияют доспехи золоченые. Гремели князья русские мечами о шлемы хиновские.
Не туры рычат на поле Куликовом, побежденные у Дона великого, застонали побитые князья русские и воеводы великого князя и князья белозерские, побитые погаными татарами: Федор Семенович, Тимофей Волуевич, Семен Михайлович, Микула Васильевич, Андрей Серкизович, Михайло Иванович и иной много дружины. А другие лежат побитые у Дона на берегу.
Чернеца Пересвета, брянского боярина, на место суда привели. И сказал Пересвет чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитыми быть, чем полоненными быть погаными». Так Пересвет поскакивает на борзом коне и золочеными доспехами посвечивает. И сказал: «Хорошо бы, брат, в то время старому помолодеть, а молодому чести добыть, удалым плеч испытать».
И говорил брат его Ослябя чернец: «Брат Пересвет, уже вижу на теле твоем раны, уже голове твоей лететь на траву ковыль, а сыну моему Якову на ковыли зеленой лежать на поле Куликовом за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
В то время по Рязанской земле около Дона ни ратаи, ни пастухи не кличут, но только часто вороны каркают, кукушки кукуют на трупы человеческие. Страшно ведь и жалостно было тогда видеть: трава кровью была полита, а деревья с печалью к земле приклонились.
Запели птицы жалобные песни, все заплакали княгини и боярыни и воеводские жены об убитых. Микулина жена Марья рано плакала у Москвы-города на стенах, приговаривая: «Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты горы каменные, течешь в землю Половецкую, принеси волнами моего государя ко мне, Микулу Васильевича».
Жена Тимофея Волуевича Федосья так плакала, приговаривая: «Вот уже веселие мое поникло в славном городе Москве, уже ведь не вижу своего государя Тимофея Волуевича в живых».
И Андреева жена Марья, да Михайлова жена Аксинья рано плакали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве». Донеслись к нам от быстрого Дона жгучие вести и принесли великую беду. Пересели русские удальцы с борзых коней на место суда на поле Куликовом. Уже диво кличет под саблями татарскими, а тем русским богатырям быть под ранами.
Тут щуры рано запели жалобные песни у Коломны на городских стенах в воскресенье, в день Акима и Анны. Это не щуры рано запели жалобные песни, все расплакались жены коломенские, приговаривая так: «Москва, Москва, быстрая река, зачем ты у нас мужей наших угнала волнами в землю Половецкую?» Приговаривая: «Можешь ли, господин, князь великий, веслами Днепр запрудить, Дон шлемами вычерпать, а Мечу трупами татарскими запрудить? Замкни, князь великий, у Оки-реки ворота, чтобы потом поганые к нам не ездили, а нас в слезы не вгоняли по своим государям. Уже ведь мужей наших бои истомили».
Вот крикнул князь Владимир Андреевич с правой руки на поганого Мамая со своим князем Волынским с 70-ю тысячами. Ловко скакал он в бою с погаными, золотым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И восхваляет он брата своего, князя Дмитрия Ивановича: «Брат, князь Дмитрий Иванович, ты в злое, тяжелое время железная оборона. Не уставай, князь великий, со своими великими полками, не потакай лихим крамольникам: уже поганые на поля наши наступают, а храбрую дружину у нас расстреляли, а среди трупа человеческого борзый конь не может скакнуть, в крови по колена бредут. Уже ведь, брат мой, жалко видеть кровь христианскую. Не уставай, князь великий Дмитрий Иванович, своими боярами».
Сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья бояре, воеводы, дети боярские, это, братья, ваши московские сладкие меды и высокие места. Тут-то добудете себе места и женам своим. Тут-то старому помолодеть, а молодому чести добыть».
Сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Господи боже мой, на тебя уповаю, да не постыжусь в век и не посмеются враги мои надо мной». И помолившись богу и святой богородице и всем святым, он прослезился горько и утер слезы.
И тогда словно соколы отлетели на быстрый Дон. Это не соколы полетели за быстрый Дон, скачет князь великий со своими полками за Дон, со всею силою. И сказал: «Брат, князь Владимир, тут предстоит выпить медовые чары поведеные. Наступаем, брат, со своими сильными полками на рать поганых».
Тогда князь великий на поля наступает. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские, поганые покрыли руками головы свои. Тогда поганые быстро вспять отступили. Стяги ревут: «Отступили от великого князя, поганые бегут». Русские сыновья поля широкие кликом огородили, золочеными шлемами осветили. Уже встал тур на оборону.
Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его Владимир Андреевич полки поганых вспять повернули и начали их бить искусно, уныние у них вызывая. Князи их с коней упали. Трупами татарскими поля насеяли, и кровью потекли реки. Тут-то поганые скоро разлучились, врозь побежав непроторенными дорогами в Лукоморье, скрежеща зубами своими, раздирая лица свои и приговаривая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, детей своих не видать, жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, целовать нам зеленую мураву, а на Русь ратью не ходить, а дани нам с русских князей не спрашивать».
Уже ведь застонала земля Татарская бедами и горем покрылась. Приуныло у царей их желание и похвальба на Русскую землю ходить, веселие их поникло. Уже русские сыновья разграбили татарские узорные ткани, доспехи, коней, волов, верблюдов, вино, сахар; дорогие узорные ткани, камки, насычи - везут женам своим. Уже русские жены стали играть татарским золотом. Уже ведь по Русской земле распространилось веселие и отвага, и вознеслась слава русская над позором поганых. Уже брошено диво на землю. Уже грозы великого князя по всей земле текут. Стреляй, князь великий, со своею храброю дружиной в поганого Мамая хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали и головы свои склонили под мечи русские. Трубы их не трубят, приуныли голоса их.
И отскочил Мамай серым волком от своей дружины и прибежал к городу Қафе. И говорили ему фряги: «Зачем ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю. Это была орда Залесская во времена первые. А тебе не быть на месте Батыя-царя. У Батыя-царя было 400000 воинов, опустошил он всю Русскую землю и пленил от востока до запада. И ты пришел, царь Мамай, на Русскую землю с большими силами, с девятью ордами, с 70 князьями. А теперь бежишь сам девят в Лукоморье. Не с кем тебе зиму зимовать в поле. Должно быть, тебя князья русские сильно потчевали: ни князей с тобой нет, ни воевод. Должно быть, сильно упились они на поле Куликовом, на траве ковыли. Беги, поганый Мамай, и от нас по Залесью».
Для нас земля Русская подобна милому младенцу у матери своей: его мать ласкает, а рать лозою наказывает, а добрые дела милуют его. И помиловал господь бог, человеколюбец, князей русских: великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром, на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Остановился князь великий со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами на костях: «Страшно ведь, брат, было в то время смотреть: лежат трупы христанские, как стоги сена, а Дон-река три дня кровью текла. Считайте, братья, скольких воевод нет, скольких молодых людей нет». И говорит Михаил Андреевич, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович, нет тут у нас сорока бояринов больших московских, да 12 князей белозерских, да 20 бояринов коломенских, да 40 бояр серпуховских, да 30 панов литовских, да 40 бояринов переяславских, да 25 бояринов костромских, да 35 бояринов владимирских, да 50 бояринов суздальских, да 70 бояринов рязанских, да 40 бояринов муромских, да 30 бояринов ростовских, да 23 бояринов дмитровских, да 60 бояр можайских, да 60 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, а погибло у нас всей дружины 250000». И помиловал бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество.
И князь великий Дмитрий Иванович говорит: «Братья и бояре, князья молодые, вам, братья, место суда между Доном и Днепром, на поле Куликовом, на речке Непрядве, положили вы головы за Русскую землю и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем». «Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, в свою Залесскую землю и сядем, брат, на своем княжении. Чести мы, брат, добыли и славного имени. Богу нашему слава!»
Слово Софония рязанца (Задонщина) / перевод В.Ф. Ржиги // Повести о Куликовской битве / отв. ред. М.Н. Тихомиров. - Москва : Издательство Академии наук, 1959. - С. 7-26, 211-226.
ЛЕТОПИСНАЯ ПОВЕСТЬ О КУЛИКОВСКОЙ БИТВЕ
О СРАЖЕНИИ НА ДОНУ И О ТОМ,
КАК ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ БИЛСЯ С ОРДОЙ
(текст дан в современной орфографии)
Пришел ордынский князь Мамай с единомышленниками своими, и со всеми прочими князьями ордынскими, и со всеми силами татарскими и половецкими, наняв еще к тому же войска бесермен, армен, фрягов, черкасов, и ясов, и буртасов. Также собрался с Мамаем, единомыслен с ним и единодушен, и литовский князь Ягайло Ольгердович со всеми силами литовскими и польскими, и с ними же заодно Олег Иванович, князь рязанский. Со всеми этими сообщниками пошел Мамай на великого князя Дмитрия Ивановича и на брата его князя Владимира Андреевича. Но человеколюбивый бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой его матери от порабощения измаилтянского, от поганого Мамая, и от сборища нечестивого Ягайла, и от велеречивого и ничтожного Олега Рязанского, не соблюдшего своей веры христианской. И станет ему, исчадию ада и ехидне, день великий господен кончиной!
Окаянный же Мамай возгордился, возомнив себя царем, начал злой заговор плести, созывать своих поганых темников-князей и сказал им: «Пойдем на русского князя и на всю землю Русскую, как было при Батые. Христианство погубим, а церкви божий сожжем, и кровь христианскую прольем, а законы их изничтожим». И это потому, что нечестивый люто гневался из-за своих друзей и любимцев, из-за князей, убитых на реке Воже. И начал неистово и поспешно силы свои собирать, в ярости подвигнувшись и в силе великой, желая пленить христиан. И тогда двинулись все племена татарские.
И начал Мамай посылать в Литву, к нечестивому Ягайлу, и к хитрому сотонщику, сообщнику дьявола, отлученному от сына божия, помраченному тьмою греховной и не хотящему уразуметь - Олегу Рязанскому, помощнику бесерменскому, лживому сыну, как сказал Христос: «От нас вышли и на нас поднялись». И заключил старый злодей Мамай бесчестное соглашение с поганой Литвой и душегубцем Олегом: собраться им у Оки-реки в Семенов день на благоверного князя.
А душегубец Олег начал зло к злу прилагать: послал к Мамаю и к Ягайлу своего боярина-единомышленника, антихристова предтечю, именем Епифана Кореева, веля им прийти в указанный день, и тот же уговор подтвердил - собраться у Оки с трехголовыми зверьми - сыроядцами и кровь пролить. О, враг и изменник Олег, лихоимства являешь примеры, а не ведаешь, что меч божий угрожает тебе, ибо пророк сказал: «Оружие обнажили грешники и натянули лук, чтоб убивать во мраке праведников. И оружие их вонзится в сердца их, и луки их сокрушатся».
И когда наступил август, пришли из Орды вести к христолюбивому князю, что поднимается на христиан измаилтянский род. Олег же, отступивший уже от бога, так как злой сговор учинил с погаными, послал к князю Дмитрию с лживой вестью: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя, а знай и то, что идет на тебя и литовский Ягайло со всеми силами своими».
Князь же Дмитрий, услышав, что настало недоброе время, что идут на него все царства, творящие беззаконие, и, промолвив: «Еще в наших руках сила», - пошел к соборной церкви матери божьей Богородицы и, обливаясь слезами, произнес: «Господи, ты всемогущий, всесильный и твердый в бранях, поистине ты царь славы, сотворивший небо и землю, - помилуй нас молитвами пресвятой матери, не оставь нас, когда отчаиваемся! Ты ведь бог наш, и мы - люди твои, протяни руку свою свыше и помилуй нас, посрами врагов наших и оружие их притупи! Могуч ты, господи, и кто воспротивится тебе! Вспомни, господи, о милости своей, которую искони оказываешь роду христианскому! О, многоименитая дева, госпожа, царица чинов небесных, вечная владычица всей вселенной и всей жизни человеческой кормительница! Вознеси, госпожа, руки свои пречистые, в которых носила бога воплощенного! Не презри нас, христиан, избавь от сыроядцев и помилуй меня!»
И, встав с молитвы, вышел из церкви, и послал за братом своим Владимиром, и за всеми князьями русскими, и за великими воеводами. И обратился к брату своему Владимиру и ко всем князьям и воеводам: «Пойдем против окаянного, и безбожного, и нечестивого, и темного сыроядца Мамая за правоверную веру христианскую, за святые церкви, и за всех младенцев и старцев, и за всех христиан, живых и усопших. И возьмем с собою скипетр царя небесного - неодолимую победу, и восприимем Авраамову доблесть». И, воззвав к богу, сказал: «Господи, прислушайся к мольбе моей, боже, на помощь мне поспеши! Пусть устыдятся враги, и посрамлены будут, и узнают, что имя твое - господь, что ты - один всевышний во всей земле!»
И, соединившись со всеми князьями русскими и со всеми силами, вскоре выступил против них из Москвы, чтобы защитить свою отчину. И пришел в Коломну, собрал воинов своих сто тысяч и сто, помимо князей и воевод местных. От начала мира не бывало такой силы русской - князей русских, как при этом князе. А всех сил и всех ратей числом в полтораста тысяч или двести. К тому же еще подоспели в тот ратный час издалека великие князья Ольгердовичи поклониться и послужить: князь Андрей Полоцкий с псковичами и брат его - князь Дмитрий Брянский со всеми своими мужами.
В то время Мамай встал за Доном, со всем своим царством, бушуя, и кичась, и гневаясь, и стоял три недели. Пришла к князю Дмитрию еще одна весть: сказали ему, что Мамаево войско за Доном собралось и в поле стоит, поджидая на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соединятся, одержать сообща победу. И послал Мамай к князю Дмитрию дани просить не по своему договору, а как было при царе Джанибеке. Христолюбивый же князь, не желая кровопролития, хотел ему выплатить дань посильную для христиан и по своему договору, как было установлено с ним. Тот же не захотел и высокомерничал, ожидая своего нечестивого сообщника литовского.
Олег же, отступник наш, присоединившись к зловерному и поганому Мамаю и к нечестивому Ягайлу, стал дань ему платить и войско свое к нему посылать на князя Дмитрия. Князь же Дмитрий узнал о хитрости коварного Олега, кровопийцы христианского, нового Иуды-предателя, неистовствующего на своего повелителя. И, тяжко вздохнув, князь Дмитрий произнес из глубины сердца своего: «Господи, заговор неправедных сокруши и развязавших войну погуби, не я начал кровь христианскую проливать, но он, Святополк новый! Воздай же ему, господи, семьюжды семь раз, ибо во тьме ходит и забыл благодать твою! Поострю, как молнию, меч мой, и прииму суд в руки свои, воздам месть врагам и ненавидящим меня воздам, и напою стрелы мои кровью их, чтобы не говорили неверные: «Кто бог их?» Отврати, господи, лицо свое от них и покажи им, господи, все зло их напоследок, ибо род их развращен и нет веры у них в тебя, господи! И излей на них гнев твой, господи, на народы, не ведающие тебя, господи, и имени твоего святого не призывающие! Какой бог более велик, чем бог наш! Ты один бог, творящий чудеса!»
И, помолившись, пошел к Пречистой и к епископу Герасиму и сказал ему: «Благослови меня, отче, пойти на этого окаянного сыроядца Мамая, и нечестивого Ягайла, и изменника нашего Олега, отступившего от света в тьму». И епископ Герасим благословил князя и воинов его всех пойти на нечестивых агарян.
И вышел из Коломны в великом множестве против безбожных татар месяца августа двадцатого дня, уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицу, на приснодеву Марию, призывая на помощь святой крест. И, пройдя свою отчину и великое свое княжение, встал у Оки в устье Лопасни, перехватывая вести от поганых. Сюда же приехал Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич, и все остальное войско, которое оставалось в Москве. И начали переправляться через Оку за неделю до Семенова дня, в день воскресный. И, переехав за реку, вступили в землю Рязанскую. А сам князь в понедельник переехал реку вброд со своим двором. В Москве же оставил он воевод своих у великой княгини Евдокии и у своих сыновей, у Василия, у Юрия и у Ивана - Федора Андреевича.
И когда услышали в городе Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире, и во всех городах великого князя и всех князей русских, что пошел князь великий за Оку, то настала в Москве и во всех его пределах печаль великая, и поднялся плач горький, и разнеслись звуки рыданий. И слышно было рыдание безысходное, - словно Рахиль, которая, оплакивая детей своих с великими слезами и с воздыханием, не могла утешиться, - ибо пошли с великим князем на острые копья за всю землю Русскую! Да и кто не заплачет, видя, как рыдают и горько плачут жены эти, каждая ведь из них причитала: «Горе мне! Бедные наши чада, лучше для нас было бы, если бы вы не родились, тогда бы эту злострастную и горькую печаль о вашем убиении не испытали бы! Отчего же повинны мы в гибели вашей!»
Князь же великий подошел к реке Дону за два дня до Рождества святой богородицы. И тогда пришла грамота с благословением от преподобного игумена Сергия, от святого старца; в ней же писано благословение его - чтоб бился с татарами: «Чтобы ты, господин, так и пошел, а поможет тебе бог и святая богородица». Князь же сказал: «Эти на колесницах, а эти на конях. Мы же к господу богу обратимся с молитвой: «Победу даруй мне, господи, над супостатами, и помоги нам оружием крестным, низложи врагов наших; на тебя уповая, побеждаем, молясь прилежно пречистой твоей матери». И, сказав так, начал полки строить, и облек их в одежды местные. Подобно великим ратникам и воеводы вооружили свои полки, и пришли к Дону, и стали тут, и долго совещались. Одни говорили: «Пойди, князь, за Дон». А другие возражали: «Не ходи, так как слишком умножились враги наши, не только татары, но и литовцы, и рязанцы».
Мамай же, услышав о приходе князя к Дону и убитых своих воинов увидев, рассвирепел, и помутился ум его, и распалился он лютой яростью, и раздулся, словно аспид некий, гневом дышащий, и сказал: «Подвигнемся, силы мои темные, и властители, и князья! Пойдем, встанем у Дона против князя Дмитрия, пока не прибудет к нам союзник наш Ягайло со своими силами».
Князь же, слышав похвальбу Мамая, сказал: «Господи, не велел ты в чужой предел вступать, я же, господи, не вступил. Этот же, господи, окаянный Мамай, пришедший, как змей к гнезду, нечистый сыроядец, на христианство дерзнул, и кровь мою хочет пролить, и всю землю осквернить, и святые церкви божии разорить». И сказал: «Что есть великая ярость Мамаева? Словно некая ехидна, прыская, явилась из некой пустыни и пожрать нас хочет! Не предай же меня, господи, сыроядцу этому Мамаю, покажи мне величие своего божества, владыка! Где же сонм ангельский, где херувимское предстояние, где серафимов шестокрылых служение? Перед тобой трепещет вся тварь, тебе поклоняются небесные силы! Ты солнце и луну сотворил и землю украсил всеми красотами! Яви, боже, величие свое и ныне; господи, перемени печаль мою на радость! Помилуй меня, как помиловал слугу своего Моисея, в горести душевной возопившего к тебе, и огненному столпу повелел ты идти перед ним, и морские глубины в сушу превратил, как владыка и господь, ты страшное возмущение на тишину обратил».
И, все это сказав, обратился к брату своему и ко всем князьям и воеводам великим: «Пришло, братья, время брани нашей и настал праздник царицы Марии, матери божьей богородицы и всех небесных чинов, госпожи всей вселенной, и святого ее Рождества. Если останемся живы - ради господа, если умрем за мир сей - ради господа!» И приказал мосты мостить на Дону и броды разыскивать в ту ночь, в канун праздника пречистой божьей матери.
Наутро же в субботу рано, месяца сентября в восьмой день, в самый праздник богородицы, во время восхода солнца, была тьма великая по всей земле, и туманно было то утро до третьего часа. И велел господь тьме отступить, а свету пришествие даровал. Князь великий собрал полки свои великие, и все его князья русские свои полки приготовили, и великие его воеводы облачились в одежды местные. И врата смертные растворились, страх великий и ужас охватил собранных издалека, с востока и запада, людей. Пошли за Дон, в дальние края земли, и скоро перешли Дон в гневе и ярости, и так стремительно, что основание земное содрогнулось от великой силы. Князя, перешедшего за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы, вел один господь бог, и не отвернулся бог от него. О, крепкое и твердое дерзновение мужества! О, как не устрашился, не смутился духом, увидя такое множество воинов! Ведь на него поднялись три земли, три рати: первая - татарская, вторая - литовская, третья - рязанская. Однако же он всех их не убоялся, не устрашился, но, верою в бога вооружившись, силою святого креста укрепившись и молитвами святой богородицы оградившись, богу помолился, говоря: «Помоги мне, господи, боже мой, спаси меня милостью своею, видишь, как умножилось число врагов моих. Господи, за что умножились досаждающие мне? Многие поднялись на меня, многие борются со мной, многие преследуют меня, мучают меня, все народы обступили меня, но именем господним я противился им».
И в шестой час дня появились поганые измаилтяне в поле, - а было поле открытое и обширное. И тут выстроились татарские полки против христиан, и встретились полки. И, увидев друг друга, двинулись великие силы, и земля гудела, горы и холмы сотрясались от бесчисленного множества воинов. И обнажили оружие - обоюдоострое в руках их. И орлы слетались, как и писано - «где будут трупы, там соберутся и орлы». В урочный час сперва начали съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка, называемого воплощенным дьяволом Мамая. Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк. И вот двинулась великая рать Мамаева, все силы татарские. А с нашей стороны - князь великий Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, изготовив полки, пошел против поганых половцев со всею ратью своею. И, воззрев на небо с мольбою и преисполнившись скорби, сказал словами псалма: «Братья, бог нам прибежище и сила». И тотчас сошлись на многие часы обе силы великие, и покрыли полки поле верст на десять - такое было множество воинов. И была сеча лютая и великая, и битва жестокая, и грохот страшный; от сотворения мира не было такой битвы у русских великих князей, как при этом великом князе всея Руси. Когда бились они, от шестого часа до девятого, словно дождь из тучи, лилась кровь и русских сынов, и поганых, и бесчисленное множество пало мертвыми с обеих сторон. И много руси было побито татарами, и татар - русью. И падал труп на труп, падало тела татарское на тело христианское; то там, то здесь можно было видеть, как русин за татарином гнался, а татарин преследовал русина. Сошлись вместе и перемешались, ибо каждый хотел своего противника победить. И сказал сам себе Мамай: «Волосы наши повыдраны, очи наши не успевают горячих слез источить, языки наши коснеют, и моя гортань пересыхает, и сердце останавливается, чресла меня не держат, колени слабеют, а руки мои цепенеют».
Что нам сказать или о чем говорить, видя злострастную смерть! Одни мечами перерублены, другие сулицами проколоты, иные же на копья подняты! И отчаяние охватило тех москвичей, которые не бывали на ратях. Видя все это, испугались они, и, простившись с жизнью, обратились в бегство и побежали, а не вспомнили, как говорили мученики друг другу: «Братья,
потерпим немного, зима люта, но рай сладок; и страшен меч, но славен венец». А некоторые сыны агарянские обратились в бегство от кликов громких, видя жестокую смерть.
И после этого в девять часов дня воззрел господь милостивыми очами на всех князей русских и на мужественных воевод, и на всех христиан, дерзнувших встать за христианство и не устрашившихся, как и подобает славным воинам. Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименитых - Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов - архистратиг Михаил. Двое воевод видели полки поганых, и трисолнечный полк, и огненные стрелы, летящие на них; безбожные же татары падали, объятые страхом божьим и от оружия христианского. И воздвиг бог десницу нашего князя на одоление иноплеменников. А Мамай, в страхе затрепетав и громко восстенав, воскликнул: «Велик бог христианский и велика сила его! Братья измаилтяне, беззаконные агаряне, бегите не готовыми дорогами!» И сам, повернув назад, быстро побежал к себе в Орду. И, услышав об этом, темные его князья и властители тоже побежали. Видя это, и прочие иноплеменники, гонимые гневом божьим и одержимые страхом, от мала до велика, обратились в бегство. Христиане же, увидев, что татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя поганых без милости, ибо бог невидимою силою устрашил полки татарские, и, побежденные, обратились они в бегство. И в погоне этой одни татары пали под оружием христиан, а другие в реке утонули. И гнали их до реки до Мечи, и там бесчисленное множество бегущих побили. Князья же гнали полки содомлян, избивая, до стана их, и захватили большое богатство, и все имущество их, и все стада содомские.
Тогда же на том побоище были убиты в схватке: князь Федор Романович Белозерский и сын его Иван, князь Федор Тарусский, брат его Мстислав, князь Дмитрий Монастырев, Семен Михайлович, Микула Васильев, сын тысяцкого, Михаило Иванов Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, именуемый Волуй, Михаило Бренков, Лев Морозов, Семен Меликов, Дмитрий Мининич, Александр Пересвет, бывший прежде боярином брянским, и иные многие, имена которых не записаны в книгах сих. Здесь же названы только князья и воеводы, и знатных и старейших бояр имена, а прочих бояр и слуг опустил я имена и не написал из-за множества имен, так как число их слишком велико для меня, ибо многие в той битве убиты были.
У самого же великого князя все доспехи были помяты, пробиты, но на теле его не было ран, а сражался он с татарами лицом к лицу, находясь впереди всех в первой схватке. Многие князья и воеводы не раз говорили ему: «Князь господин, не стремись впереди сражаться, но позади будь или на крыле, или где-либо в стороннем месте». Он же отвечал им: «Да как же я скажу — братья мои, подвигнемся все вместе до единого, а сам свое лицо скрою и стану прятаться позади? Не могу так поступить, но хочу как словом, так и делом первым быть и на виду у всех главу свою сложить за свою братию и за всех христиан. Пусть и другие, это видя, будут отчаянны в своей дерзости». И как сказал, так и сделал, сражаясь тогда с татарами впереди всех. И сколько раз справа и слева от него его воинов избивали, а самого обступали, подобно воде, со всех сторон! И много ударов нанесли ему по голове, и по плечам его, и по утробе его, но бог защитил его в день брани щитом истины и оружием благоволения осенил главу его, десницею своей защитил его и рукою крепкою и мышцею высокою спас его бог, давший крепость ему. И так, оказавшись среди многих врагов, он остался невредимым. «Не на лук мой уповаю, и оружие мое не спасет меня», - как сказал пророк Давид. - «Вышнего сделал прибежищем твоим, и не придет к тебе зло, и раны не будет на теле твоем, ибо заповедует своим ангелам хранить тебя на всем пути твоем и не устрашишься стрелы, летящей во дне».
Это из-за наших грехов приходят войной на нас иноплеменники, чтобы мы отступились от своих прегрешений: от братоненавистничества, и от сребролюбия, и от неправедного суда, и от насилия. Но милосерден бог-человеколюбец, не до конца гневается на нас, не вечно памятует зло.
А отсюда, от страны Литовской, Ягайло, князь литовский, пришел со всеми силами литовскими Мамаю в подмогу, татарам поганым на помощь, а христианам на горе. Но и от тех бог избавил, ибо не поспели немного к сроку, на один день или меньше. Но едва услышал Ягайло Ольгердович и все воины его, что у князя великого с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай побежал, - и тогда без всякого промедления литовцы с Ягайлом поспешно повернули назад, не будучи никем гонимы. Не видели они тогда ни князя великого, ни рати его, ни оружия его, одного имени его литовцы боялись и трепетали; а не то что в нынешнее время - литовцы над нами издеваются и надругательства творят. Но мы этот разговор отложим и к прежнему рассказу возвратимся.
Князь же Дмитрий с братом своим Владимиром, и с князьями русскими, и с воеводами, и с прочими боярами, и со всеми оставшимися воинами, став в ту ночь на обедищах поганых, на костях татарских, утер пот свой и, отдохнув от трудов своих, великое благодарение вознес богу, даровавшему такую победу над погаными, избавляющему раба своего от оружия лютого: «Вспомнил ты, господи, о милости своей, избавил нас, господи, от сыроядцев этих, от поганого Мамая и от нечестивых измаилтян, и от беззаконных агарян, воздавая честь, как сын, своей матери. Придал нам стремление страстное, как придал слуге своему Моисею, и древнему Давиду, и новому Константину, и Ярославу, сроднику великих князей, на окаянного и на проклятого братоубийцу, безглавого зверя Святополка. И ты, богородица, помиловала милостью своею нас, грешных рабов своих, и весь род христианский, умолила вечного сына своего». И многие князья русские и воеводы достохвальными похвалами прославили пречистую матерь божию богородицу. И еще христолюбивый князь похвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками, и стойко оборонялась, и доблестно мужествовала, и дерзнула по воле божьей встать за веру христианскую.
И возвратился князь великий оттуда в богохранимый град Москву, в свою отчину с победой великой, одолев противников, победив врагов своих. И многие воины его возрадовались, захватив добычу большую: пригнали с собой стада коней, и верблюдов, и волов, которым нет числа, и доспехи захватили, и одежды, и все добро их.
Поведали князю великому, что князь Олег Рязанский посылал Мамаю на помощь свои силы, а сам на реках мосты разломал. А кто с Донского побоища поехал восвояси через его отчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, то тех приказал он хватать и грабить и обобранными отпускать. Князь же Дмитрий за это хотел на Олега послать рать. И вот неожиданно приехали к нему бояре рязанские и поведали, что князь Олег оставил свою землю и сам побежал и с княгиней, и с детьми, и с боярами. И упрашивали великого князя о том, чтобы на них рати не посылал, и сами били ему челом, и соглашались быть у него в подчинении. Князь же внял им, и принял их челобитье, рати на них не послал, а на Рязанском княжении посадил своих наместников.
Тогда же Мамай с немногими убежал и пришел в свою землю с небольшой дружиной. И, видя, что он разбит, и обращен в бегство, и посрамлен, и поруган, снова распалился гневом и собрал оставшиеся свои силы, чтобы опять напасть на Русь. Когда он так порешил, пришла к нему весть, что идет на него с востока некий царь Тохтамыш из Синей Орды. Мамай же, подготовивший войско против нас, с тем войском готовым и пошел на него. И встретились на Калках, и была у ник битва. И царь Тохтамыш одолел Мамая и прогнал его. Мамаевы же князья, сойдя с коней своих, били челом царю Тохтамышу, и принесли присягу ему по своей вере, и стали на его сторону, а Мамая оставили посрамленным; Мамай же, увидев это, поспешно бежал со своими единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ним в погоню воинов своих. А Мамай, гонимый ими и спасаясь от Тохтамышевых преследователей, прибежал в окрестности города Кафы. И вступил он в переговоры с кафинцами, уговариваясь с ними о своей безопасности, чтобы приняли его под защиту, пока он не избавится от всех преследователей своих. И разрешили ему. И пришел Мамай в Кафу со множеством имения, золота и серебра. Кафинцы же, посовещавшись, решили обмануть Мамая, и тут он был ими убит. И так настал конец Мамаю.
А сам царь Тохтамыш пошел и завладел Ордой Мамаевой, и захватил жен его, и казну его, и улус весь, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И оттуда послов своих отправил к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, извещая о своем приходе и о том, как воцарился он и как противника своего и их врага Мамая победил, а сам сел на царстве Волжском. Князья же русские посла его отпустили с честью и с дарами, а сами той зимой и той весной отпустили с ними в Орду к царю каждый своих киличиев с большими дарами.
//Памятники литературы Древней Руси : XIV - середина XV
века. - Москва : Художественная литература, 1981. С. 112- 131.
Наверх
СИНОДИК УСПЕНСКОГО СОБОРА МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ
(90-е гг. XIV - начало XV в. с дополнениями начала XVI-XVII в.)
Книга содержит имена воинов, погибших в битвах на р. Воже в 1378 г. и на поле Куликовом в 1380 г.
Наверх |
